бредовая бессмысленная хрень под бога-астронавта.
действующие лица: Флэк, Сахалинское Солнце
Существо из открытого космосаСущество из открытого космоса.
Солнце похоже на лампу
Её свет отражает Луна
Как по салютному залпу
С радостным криком ура
Солнце встаёт на востоке
И гордо движется прочь
Солнце отнюдь не в восторге
Но Солнцу ничем не помочь.
Сон так и не вспомнился, и утро началось с выцветшего прошлогоднего, бесплатного, а потому еще живого журнала: «В чем дело? Утро. За новое утро! Эй! Проснись! Утро… все спят. Значит, не утро. Или утро, в которое все, как заговоренные решили поспать? Заговорщики… Вечером мир примитивен до боли, а утром все такое красивое, молодое, все верно, если утро не… такое. Зачем им спать? Зачем? Спать. Зачем они спят? Пойди и разбуди их, нечего тут спать, утро, утро прекрасно, прекрасно, рассвет уже догорел, и из него, подобно фениксу, восстало Солнце… ну разве же это не прекрасно?». Это прекрасно. Все прекрасно. Дверь. Стол. Уши. В ушах музыка и простой карандаш зеленого цвета – он, безусловно, тое прекрасен, но по-своему, и вообще, надо отучаться держать в ушах карандаши. Это не правильно, как и все происходящее вокруг. На стуле лежат штаны. В штанах ключи от двери. За окном стена, за стеной еще окно, за окном тоже стол и стулья, на стульях лежат штаны, за штанами стеллажи с книгами. Люди встают с кроватей и тянут руки к стеллажам с книгами, на листьях которых хранятся оставленные далекими предками гербарии, фотографии мертвых и живых детей, дядей, ветеранов японских войн, рекламные картинки, служившие закладками на страницах, изображавших картины былого прекрасного мира. Все люди так делают по утрам? Не все – по утрам, но такой стеллаж должен быть у каждого. Или даже не стеллаж? Возможно, ящик. Старый такой ящичек под деревянным столом. Или шкатулка в ящике бюро, изношенном и черном. Люди роются в том, что считают памятью. И это прекрасно. Куртка. На улице холодно – наверняка, в течение дня выпадет снег и, как обычно бывает, никто этого снега не ожидает. Каждая зима приходит неожиданно. Предупреждают о циклонах, о бурях, кидают штормовые предупреждения… все без толку. Обрываются провода…
Неожиданно за спиной громыхнула металлическая дверь. На улице было по-утреннему тихо и спокойно. Никто не шумел, не смеялся, не плакал. Снега не было, лишь
по-светлому грустно ожидавшая его земля, серая, да печальная трава, воскрешенная недавним теплом. Весь воздух пропитался утром… и морским ветром, и пустой площадкой детской. Воскресное утро. Все спят. Тихими шагами прочь из коробки низкорослых домов по дорожке, асфальтом своим рассекающей небольшой скверик, под столбами с необорванными проводами. За старым сквером детский сад, окруженный полуразрушенным бетонным забором – возможно, так когда-то что-то произошло. Странное или страшное, а, может быть, его просто закрыли за недостатком финансирования…
Что-то странное было в этом утре. Что же? На крышах домов сидят чайки, телевизионные антенны, облака и куски тумана. Никто из людей не вышел на улицу - все сидят по домам. А, может быть, они просто пропали? Взяли и за одну ночь навсегда исчезли… и на одно утро? Возможно. Ни одной живой души. Ни одной – хоть бы кошка перебежала дорогу – или они тоже спят по утрам? Вряд ли. Странно все. Деревянная, когда-то, до облетания с неё краски, зеленая лавочка напротив входа в заброшенный детский сад – на старых досках выскоблены чьи-то имена – ветеранов Японской войны? Навряд ли. Вырезанное ножом или шилом солнышко…
Пятьдесят километров к югу – там уже Япония, остров Хоккайдо. Наверное, кто-то считает эти места забавным краем, называет его «Страной восходящего солнца». Но, видимо, само Солнце сегодня решило иначе. Где же оно? Тоже спит, как и все люди, и кошки, и детский сад, как все? Солнце спит. Вот чего недоставало этому утру! Солнца… как очевидно. От неожиданности – прочь из сквера. В паре кварталов есть старая водонапорка, в неё можно залезть, но куда интереснее сидеть сверху… или нет? Зачем… Пыль из-под бегущих ног тихо осела на землю в центре дворовой дороги. Бордюр давно окрашен и покрыт, канализационный люк приварен к земле. Тихим шагом на север, так, чтобы запад оставался на виду, чтобы не пропустить пробуждения Солнца, часы на руке – дома… но время идет. Утро уже в самом разгаре. В десяти минутах к северу стоит старое невысокое здание. Если все люди вдруг исчезли, то некому будет разозлиться на неисчезнувшего, залезшего на крышу и глядящего на запад человека. Дверь подъезда открывается без скрипа – все, что могло издавать звуки, в ней уже высохло и истерлось в пыль. За дверью покрытая этой старинной пылью лестница и пустые почтовые ящики – что значит, пустые? Невозможно этого утверждать, не проверив их пустоту…
Руки тянутся к кускам жести, выкрашенным зеленой краской и облупившимся, как забытые пасхальные яйца на следующее Рождество. Но стоп. Кто же будет писать людям письма в такое утро? Ведь все спят… а если письмо написали вчера? А если неделю назад? Тогда, оно, наверное, важное или личное. Какой-нибудь счет. Или признание в ненужной любви. Или чей-то странный юмор в конверте, а то и вовсе споры сибирской язвы – кто знает? Но… если все исчезли, то письма некому больше читать. Это значит, что кто-то писал-писал письмо, старался, перебирал варианты, возможно даже комкал и рвал неудачные, и все только чтобы письмо никто не прочитал? Нет, кто-то должен прочесть эти письма! Ящик с номером «15» открылся легко. Его никто не запер – внутри лишь кучка пыли и маленький рекламный конверт. В соседнем ящике «16» умерла бабочка. Её сухие крылья навсегда остановились довольно давно, если судить по толстому слою пыли, их покрывавшему. В ящике «17» было пусто, как и в «18», и в «19», а в «20» лежал мятый клочок бумаги. Развернувши, оказалось, что бумажка покрыта мелким почерком, творение которого практически стерлось, так что разобрать написанное, по крайней мере, при освещении пыльной желтой лампочки, было просто невозможно. Dejà vu. Бумажку – в карман. В кармане куртки лежит нечто со стеллажа, пластмассовая фигурка чего-то. Или статуэтка из храма? У каждого человека свой стеллаж с памятью, и под тяжестью памяти стеллаж саморазрушается, проседает, приходит в негодность. Становится слишком трудным доставать с него весь этот хлам, все эти фотографии и статуэтки, которые когда-то смастерил своими руками. Не важно. Просто убрать все в коробку, а потом в шкаф, или на дачу, или на квартиру к бабке – да хоть в ад, кто старое помянет, тому глаз в известное место. Но так нельзя. В то утро стеллаж лишился пластмассовой фигурки чего-то, напоминавшего пустоту на осеннем утреннем небе. Пять этажей закончились. Дальше вертикальная лестница и люк, не запертый, на чердак, полный пыльных старых коробок и кошачьего запаха. Справа стоят какие-то грабли, слева светящийся выход на крышу. «Солнце?!». Крыша покрыта ржавыми металлическими листами, о неё мажешь руки красно-оранжевой пыльцой, карабкаясь вверх, чтобы попасть на самую вершину. Конек крыши – какая-то труба. Она, почему-то, теплая, наверное, нагрелась изнутри дома от дыхания спящих в нем людей, и вот он – запад. Крыши домов, водонапорная башня, далекие отблески толи моря, толи зеркальной поверхности гор, но солнца нет. Записку, вырванную из кармана, уносит ветром прочь, остается лишь пластиковая фигурка чего-то с шестью щупальцами, больше похожего на морскую звезду, чем на существо из открытого космоса, но… что-то все-таки было в пользу последней точки зрения. Что-то все это напоминало, возникшее один раз дежавю появилось опять и все больше усиливалось… нужно попытаться вспомнить свой сон, ведь где-то все это уже было… и тут откуда-то упало озарение. Сон. Во сне в поисках чего-то необычного, какой-то злой и глупый человек заказал для своих недобрых личных замыслов в мастерской фигурку существа из открытого космоса. Художник согласился, но он не мог знать, как выглядит это существо, ведь он никогда не видел существ из открытого космоса… за исключением одного. И именно это существо воплотил мастер в своей фигурке, и за плату отдал он её заказавшему человеку. Тот злой человек решился призвать в себя существо на фигурке и…
«СОЛНЦЕ!!!» - от крика с крыш слетели птицы (все-таки живые, не спят; как глупо…), а из-за крыш вышло оно, сверкающее и прекрасное. И потели из подъездов проснувшиеся люди, загудели машины, подул ветер, пошел снег. Маленькая пласмассовая фигурка ударилась об асфальт и развалилась на мелкие куски серого пластика. Где-то с грохотом обвалился стеллаж…
Неожиданно за спиной громыхнула металлическая дверь. На улице было по-утреннему тихо и спокойно. Никто не шумел, не смеялся, не плакал. Снега не было, лишь
по-светлому грустно ожидавшая его земля, серая, да печальная трава, воскрешенная недавним теплом. Весь воздух пропитался утром… и морским ветром, и пустой площадкой детской. Воскресное утро. Все спят. Тихими шагами прочь из коробки низкорослых домов по дорожке, асфальтом своим рассекающей небольшой скверик, под столбами с необорванными проводами. За старым сквером детский сад, окруженный полуразрушенным бетонным забором – возможно, так когда-то что-то произошло. Странное или страшное, а, может быть, его просто закрыли за недостатком финансирования…
Что-то странное было в этом утре. Что же? На крышах домов сидят чайки, телевизионные антенны, облака и куски тумана. Никто из людей не вышел на улицу - все сидят по домам. А, может быть, они просто пропали? Взяли и за одну ночь навсегда исчезли… и на одно утро? Возможно. Ни одной живой души. Ни одной – хоть бы кошка перебежала дорогу – или они тоже спят по утрам? Вряд ли. Странно все. Деревянная, когда-то, до облетания с неё краски, зеленая лавочка напротив входа в заброшенный детский сад – на старых досках выскоблены чьи-то имена – ветеранов Японской войны? Навряд ли. Вырезанное ножом или шилом солнышко…
Пятьдесят километров к югу – там уже Япония, остров Хоккайдо. Наверное, кто-то считает эти места забавным краем, называет его «Страной восходящего солнца». Но, видимо, само Солнце сегодня решило иначе. Где же оно? Тоже спит, как и все люди, и кошки, и детский сад, как все? Солнце спит. Вот чего недоставало этому утру! Солнца… как очевидно. От неожиданности – прочь из сквера. В паре кварталов есть старая водонапорка, в неё можно залезть, но куда интереснее сидеть сверху… или нет? Зачем… Пыль из-под бегущих ног тихо осела на землю в центре дворовой дороги. Бордюр давно окрашен и покрыт, канализационный люк приварен к земле. Тихим шагом на север, так, чтобы запад оставался на виду, чтобы не пропустить пробуждения Солнца, часы на руке – дома… но время идет. Утро уже в самом разгаре. В десяти минутах к северу стоит старое невысокое здание. Если все люди вдруг исчезли, то некому будет разозлиться на неисчезнувшего, залезшего на крышу и глядящего на запад человека. Дверь подъезда открывается без скрипа – все, что могло издавать звуки, в ней уже высохло и истерлось в пыль. За дверью покрытая этой старинной пылью лестница и пустые почтовые ящики – что значит, пустые? Невозможно этого утверждать, не проверив их пустоту…
Руки тянутся к кускам жести, выкрашенным зеленой краской и облупившимся, как забытые пасхальные яйца на следующее Рождество. Но стоп. Кто же будет писать людям письма в такое утро? Ведь все спят… а если письмо написали вчера? А если неделю назад? Тогда, оно, наверное, важное или личное. Какой-нибудь счет. Или признание в ненужной любви. Или чей-то странный юмор в конверте, а то и вовсе споры сибирской язвы – кто знает? Но… если все исчезли, то письма некому больше читать. Это значит, что кто-то писал-писал письмо, старался, перебирал варианты, возможно даже комкал и рвал неудачные, и все только чтобы письмо никто не прочитал? Нет, кто-то должен прочесть эти письма! Ящик с номером «15» открылся легко. Его никто не запер – внутри лишь кучка пыли и маленький рекламный конверт. В соседнем ящике «16» умерла бабочка. Её сухие крылья навсегда остановились довольно давно, если судить по толстому слою пыли, их покрывавшему. В ящике «17» было пусто, как и в «18», и в «19», а в «20» лежал мятый клочок бумаги. Развернувши, оказалось, что бумажка покрыта мелким почерком, творение которого практически стерлось, так что разобрать написанное, по крайней мере, при освещении пыльной желтой лампочки, было просто невозможно. Dejà vu. Бумажку – в карман. В кармане куртки лежит нечто со стеллажа, пластмассовая фигурка чего-то. Или статуэтка из храма? У каждого человека свой стеллаж с памятью, и под тяжестью памяти стеллаж саморазрушается, проседает, приходит в негодность. Становится слишком трудным доставать с него весь этот хлам, все эти фотографии и статуэтки, которые когда-то смастерил своими руками. Не важно. Просто убрать все в коробку, а потом в шкаф, или на дачу, или на квартиру к бабке – да хоть в ад, кто старое помянет, тому глаз в известное место. Но так нельзя. В то утро стеллаж лишился пластмассовой фигурки чего-то, напоминавшего пустоту на осеннем утреннем небе. Пять этажей закончились. Дальше вертикальная лестница и люк, не запертый, на чердак, полный пыльных старых коробок и кошачьего запаха. Справа стоят какие-то грабли, слева светящийся выход на крышу. «Солнце?!». Крыша покрыта ржавыми металлическими листами, о неё мажешь руки красно-оранжевой пыльцой, карабкаясь вверх, чтобы попасть на самую вершину. Конек крыши – какая-то труба. Она, почему-то, теплая, наверное, нагрелась изнутри дома от дыхания спящих в нем людей, и вот он – запад. Крыши домов, водонапорная башня, далекие отблески толи моря, толи зеркальной поверхности гор, но солнца нет. Записку, вырванную из кармана, уносит ветром прочь, остается лишь пластиковая фигурка чего-то с шестью щупальцами, больше похожего на морскую звезду, чем на существо из открытого космоса, но… что-то все-таки было в пользу последней точки зрения. Что-то все это напоминало, возникшее один раз дежавю появилось опять и все больше усиливалось… нужно попытаться вспомнить свой сон, ведь где-то все это уже было… и тут откуда-то упало озарение. Сон. Во сне в поисках чего-то необычного, какой-то злой и глупый человек заказал для своих недобрых личных замыслов в мастерской фигурку существа из открытого космоса. Художник согласился, но он не мог знать, как выглядит это существо, ведь он никогда не видел существ из открытого космоса… за исключением одного. И именно это существо воплотил мастер в своей фигурке, и за плату отдал он её заказавшему человеку. Тот злой человек решился призвать в себя существо на фигурке и…
«СОЛНЦЕ!!!» - от крика с крыш слетели птицы (все-таки живые, не спят; как глупо…), а из-за крыш вышло оно, сверкающее и прекрасное. И потели из подъездов проснувшиеся люди, загудели машины, подул ветер, пошел снег. Маленькая пласмассовая фигурка ударилась об асфальт и развалилась на мелкие куски серого пластика. Где-то с грохотом обвалился стеллаж…