Мы – богема. Да, наверное, именно это слово. Других не приходит на ум. Все другие слова люди уже разобрали, другие люди, хорошие люди и другие плохие люди. Нет, это не та «богема» - ну те мальчики и девочки, одетые как будто завернутые в разноцветно-убогий целлофан, как ненужные подарки на ненужные праздники. Те, у кого денег так много, что они сыпятся из их карманов в лужи, на землю, где потом веками тлеют никому ненужными грудами, в руки странных и левых людей, в мусорные урны и унитазы, оседают дымом на потолках и маленькими пыльными насекомыми на могильных холмах. Эти люди не боятся ни умереть, ни умирать, потому что их денег хватит на покупку трех-четырех таких жизней и еще на квартиру трехкомнатную на Котелке. Впрочем, я не хочу говорить об этих людях, я не считаю их ни достойными, ни правильными – они никакие и никому не нужны, даже самим себе, а уж тем более не нужны мне, и, наверное, не нужны таким, как я. Тогда что такое мы? Отрицательно определение, что-то вроде рекурсии вокруг слова «богема». Мы те что не те что не богема или иначе. На самом деле я не знаю, какой смысл называть нас или игнорировать или вообще забыть о нашем существовании в обществе и этом мире – можно даже о себе забыть, в принципе, я уверен, можно постараться и забыть. Навсегда. Как будто и не было никого. В былые времена все было по-другому. Была настоящая, правильная богема. Люди творчества, «лишни» на первый взгляд в обществе, на самом деле не позволявшие обществу развалиться. Единицы из тысяч: художники, музыканты, философы, поэты, танцоры, свободные ученые, проповедники и даже пророки – все они были чем-то однозначным, понятным, легко определяемым и нужным. Да, они не жили той жизнью, что общество считает единственно правильными, по многим параметрам они вообще не жили, а лишь вечно существовали, но с другой стороны, ты всегда мог сказать, что ты музыкант, если ты играл на инструменте, ты занимался этим и жил этим. Ты не мог быть на половину музыкантом, или немножко художником – когда-то каждая воспитанная дама умела рисовать что-то и играть на пианино, но они не занимались этим, для этого была богема и этим она жила. Теперь же все как-то странно, все иначе. Мы – школьники, студенты, выпускники хорошо еще если художественных или искусствоведческих учебных заведений, так есть же и те кто учился в технических и других, инженеры, физики, химики, юристы разные или даже программисты, да, и особенно программисты. Место старой богемы заняли профессионалы. Они танцуют, играют, еще чего-то там делают, даже трактаты пишут на заказ и иногда по шаблонам изготовителя – а мы сидим, и кто мнит себя гением, кто полным ничтожеством. Мир перевернулся или даже и не сдвинулся с места – но вокруг меня множество людей, которые всего лишь думают, что знают, что нужно. Не правда За них знают, в лучшем случае. Они пишут рассказы и музыку, чего-то или во что-то играют, поют, гуляют по городам своим и чужим, что-то фотографируют, рисуют, философствуют. Кидаются в ледяную воду с головой, прямо так, в одежде в надежде утонуть, но когда начинаешь чувствовать, что вода теплеет и высыхает под жарким, не понятно зачем и откуда взявшимся весенним солнцем, так и не добравшись до легких – вот тогда-то и чувствуешь себя чем-то странным, инородным, чужим в этом устоявшемся и спокойном мире. Где даже мировая война или угроза всеобщей гибели остаётся где-то далеко за кадром, невидимая и эфемерная, неспособная разрушить устои и привычки слегка одурманенного собственноручно изготовленной апрельской дымкой. И ты действуешь, творишь, живешь, пока ветер дует тебе в спину, заставляет быстрее передвигать ноги в движении к неведомой цели, а цели-то и нет никакой на самом деле, и вот ветер иссякает, и ты останавливаешься и с подкосившимися ногами падаешь на землю. И так каждый, но кому-то удаётся поймать ветер и дойти. Или же нет, это только иллюзия, иллюзия вечности, иллюзия счастья «там за горизонтом», иллюзия, шутка. Шутка? А почему бы и нет. В сущности, не так уж и важно, чем занята наша богема. Все равно мы все скоро умрем, а пока чем бы дитя ни тешилось. И все равно, игнорируя собственную веру в завтрашнюю гибель, люди живут и стремятся, а мы опущенными руками, в штиль сидим и плачем или смеемся или просто существуем, и нет никакой разницы. Остается вера. Да, каждый из нас верит во что-то, каждый в свое или во все сразу, кто-то конкретно, кто-то абстрактно, но каждый верит. Есть даже и такие, которые просто верят в то, что они верят. И я верю. Даже знаю. Все это знаю. Кроме одного. Я не знаю этого и, наверное, никогда не пойму: почему одни люди умирают и воскресают, а другие умирают и все?