С тех пор и навсегда.

Предисловие.





Мы все живём в странном мире и все об этом знаем. Мы рождаемся, существуем, плодим себе подобных и умираем под лучами солнца (или Солнца – кому как больше нравится) – это тоже понятный всем, неопровержимый факт. Некоторые из нас, людей, пытались объяснить себе причину всего этого, но вряд ли объяснили, а если и объяснили, то мне об этом не сказали. И это нормально. Другие люди живут в поисках своего места под солнцем, в вечной борьбе с собой и окружающей средой, а также понедельниками и субботой. Они, наверное, находят своё и сидят на нём, как золотые драконы на несметном сокровище и скелетах погибших людей. Третьи вообще не задаются вопросами целей – им важнее средства. Средства достижения непонятно чего – цели их не волнуют.

Но эта история, в общем-то, не о них. Точнее, и о них тоже, но в основном – нет; так вот: под солнцем жило существо, написавшее чёрным маркером на двери подъезда:



«Мы все живые. И ты – тоже живой. Ты существуешь – помни об этом.

Если ты идёшь – не упади, если плывёшь – не захлебнись,

Если удалось взлететь – лети, а если разбился – умирай.

Если полюбишь – люби, как можешь, не скрывайся, а ненавидеть не стоит – себе дороже.

Если таишься – не попадись, когда крадёшь – береги руки,

Лжёшь – лги так, чтоб задушить правду, а говоришь правду – постарайся никого не убить.

Убьёшь – не воскресишь; постарайся забыть. Если тебе слишком тяжело – сбрось лишний груз,

Слишком легко – возьми ещё.

Когда тепло – наслаждайся, холодно – терпи. Есть печь и дрова – разожги огонь.

Пой так, что бы слышать себя – слышат ли они – не важно.

Живи, иди, лети, люби, лги и говори правду, забывай и помни, наслаждайся и терпи. Пой.

И ты останешься навсегда. С тех пор, как встало солнце…»

… И люди, которые это прочли…

*



I.

-



… Солнце встало на востоке. Нежно розовый свет медленно омывает чёрные комки смога, повисшие в небе, словно громадные лужи масла на водной поверхности, и лежащие под смогом, поросшие сухим осенним бурьяном холмы – розовые волны охватывают каждый листик растущих под ними ив, каждую кочку подхолмных болот, каждый корень и одинокое пушистое белое облачко. Оно повисло маленькой белой собачонкой, брошенной на середине этого бескрайнего синего поля – она отчаянно жмётся к синему куполу и не замечает, как он тихо и неумолимо растворяет в себе это одинокое облако. Вот его уже и нет. Над холмами летают стаи птиц – они прощаются с теплом этого края, потерянным ими на эту зиму; скоро в путь.

А под их невидимой дорогой, здесь, на западе от солнца и болот лежит город. Или Город – он здесь один – ошибиться трудно, так что имени ему я давать не стану. Город – серые кипы домов, трубы промзон, главы старинных церквей, дикие красные уличные фонари, деревянные сельские кварталы, усталые утренние троллейбусы и грустные журчащие машины, скверы, забросанные газетами и павшими листьями, лавочки и пустые переходы метро. По бульварам под потухающими глазами уличных светил идут люди и жёлто-красные звонкие трамваи – их тяжёлые рессоры соскребают сталь с больных рельс. В окне дома кто-то раздвинул шторы, потянулся и пошёл принимать душ; кто-то очнулся от счастливого забытья и зарыдал – его тоненькие всхлипы слышны кошкам, трущимся о ноги соседок и соседей. А на балкон высокой ярко-жёлтой башни-новостройки вышла прекрасная принцесса – назло городу и всему миру нагая под розовое масло солнечных лучей. На кольце завёлся автобус – старенький лиазик после жестокого избиения водителем - и пошёл искать тех редких людей, которые уже выползли на осенние улицы. Город оживал; бортпроводники спешили на отходящий куда-то поезд, а толстый чумазый кот инспектировал зелёненькие мусорные баки с видом существо, познавшего смысл солнца.

С усталых старых клёнов осыпалась листва; ветра не было, и листья, тихо шурша, ложились на полусухой асфальт. По старой аллее иногда проходили люди – их лица выражали крайнюю озабоченность этим солнцем и утром, а главным образом тем, что они куда-то опаздывают. Все люди либо очень торопились, либо были чересчур заняты собой, чтобы заметить парня, сидевшего на спине облезлой скамейки рядом со спортивной сумкой средних размеров. Сумка издали напоминала чёрную собаку, а так – огромного кота, который с удовольствием щурился на восходящее солнце. Парень сидел и молчал – у него не было привычки говорить с собой или своей сумкой; он смотрел в одну точку, возможно, на трубы котельной или зелёную жестяную крышу дома напротив – однако, он точно был занят своими мыслями. За его спиной возвышалась серая стена, за стеной – Город. А перед глазами парня желтел парк, за парком – котельная и зелёнокрышие дома. За домами вставало солнце. Он глядел на чёрные стёкла домов, на листья, ползущие по земле куда-то – на крышах и деревьях собрались разномастные птицы и начали свой странный разговор. А парень достал из кармана серой куртки телефон, набрал чей-то номер и позвонил. За одним из окон раздался пронзительный звонок.

II.

- Привет.

- Привет…

- Ты помнишь меня?..

. . .

- Конечно.

- Да или нет?

- Скорее да, чем нет… щас, забудешь его!

- Ты чего такая злобная?

- Да нет, ничего. Просто я в туалете сидела, когда ты позвонил…

- Прости…

- Забей. Чего звонишь?

- Сложно объяснить…

- Вперёд – объясняй.

- Мне нужно тебя видеть.

- Ах, вот как! Нда-а. Хочешь, я угадаю, что случилось? С неба упал самолёт? Тебе на голову? Болит? Или, может, тебе квартиру залило? Так, колись: тебя опять кто-нибудь бросил?

- Нет. Не в этом дело.

- Да? А в чём же? Где ты есть-то?

- На аллее напротив твоего дома. На лавочке.

- Ясно.

. . .

- Так ты идёшь?

- Угу. Сейчас только поем, приму душ, посмотрю телик, надену штаны, помою пол на кухне…

- Выползай.

- … и тогда… может быть…

- Пока.

- - - - - - - - - -



to be cont. пока там четыре части.