Кровью клоунов замазаны окна. В кодексах — та же надменность и сырые гербарии
Бокал осеннего пунша.
Какая-то удивительно обычная пустота в глазах и голове, а в руках тёплая кружка с липким сладким чаем. В магнитофоне кассета Death in June, переписанная чьей-то заботливой рукой со старого диска. За окном – шум.
Город живёт – ничто не способно остановить город. На столе рядом с магнитофоном рисунок – на нём солдат в форме сс: расстёгнутая куртка, местами дырявая, по краям дырок запекшаяся кровь. На глазах белая повязка, на губах застывшая безысходность, а в затылке круглое чёрное отверстие под «советский» патрон. Две руны «зиг» выглядят издевательством, глупой неуместной шуткой на воротнике эсэсовской куртки, только череп как-то подходит ситуации.
За окном серое небо в лучах уличного света. На лицах людей самоуверенность, беспощадность, беспомощность и безысходность. И, словно обезумившая, Великая когда-то страна гниёт, рушатся столбы памяти, и всё поглощают две вывернутые наизнанку руны SS.
На проводах вечера сидят ровным серым рядом вороны – ни песен не поют, ни кричат о своей отсыревшей доле.
Кто-то пачкает одежду под начавшимся вдруг дождём, кому-то наплевать на серую воду, а осень ползёт медленной мухой по стеклу, по обратной его стороне – не отогнать, ни уничтожить. А на ней сидит тоска.
- Ты чего такая странная? – спросила Фенек, вошедшая тихо в дверь квартиры Нефти. – Сидишь, меня не замечаешь?
- Я… замечаю, просто… задумалась.
* * *
На улицы спустилась вечерняя синева – шёл дождь и холодный ветер свистел, залетая в колпаки фонарей, стучал в окна домов. Нефть кутала нос в шарф – болело горло, и её всё казалось, что теперь главное не мёрзнуть – и всё вот-вот пройдёт, но упрямое горло всё болело и болело, никак не желая следовать планам своей хозяйки. Хотелось петь, вторя свободному ветру, но содранное горло жалобно сжималось, поглотив холодный воздух. Простуда…
Пустой ночной троллейбус с гудением подошёл к остановке, мигнув рыжим сигналом поворота. Кому? Внутри оказалось тепло, хотя, конечно, по сравнению с улицей; в салоне никого не было – все ушли. Сев на переднее сидение левого ряда, Нефть оглянулась и закурила сигарету, чувствуя себя жуткой сволочью, но через пару секунд троллейбус тронулся. По стеклу тонкой острой струёй текла грязная вода, побывавшая и на небе, и на крыше грязной машины.
В кармане – купюра в пятьдесят рублей и два рубля мелочи – «Пятьдесят две сигареты…» - улыбнулась про себя Нефть, вспомнив чью-то новеллу. Кто-то включил фонари – троллейбус выехал на Ленинский проспект, вклинившись грязной бело-синей рыбой в поток автомобилей – кто-то ехал домой. Или на работу.
«Через 1 час. 15 мин. Буду дома – подумала Нефть – наверное…»
В ушах стояла звенящая тишина – троллейбус стоял на остановке.
Через полчаса она вышла у станции метро «Ленинский Проспект» и пошла к вестибюлю через небольшой переулок. Над головой светили красным, мимо то и дело оказывались какие-то люди – кто с пивом, кто так. Мёрзли все, кроме какого-то парня в чёрном плаще – он шёл без шапки очень медленно и абсолютно точно был пьян – его шатало из стороны в сторону, но он не мёрз – от него исходила какая-то аура немерзения. От этой чудной картины Нефть совсем замёрзла и, ускорив шаг, нырнула в метро. Турникет нагло сожрал карточку и, к несчастью, выплюнул обратно, матерно ругаясь. Пришлось менять полтинник, сократив количество сигарет до 37. У прошлой закончился срок жизни,
и она умерла.
Синий вагон с людьми на коричневых сидениях громко подошёл к платформе, обдув ветром Нефть и других существ у линии, за если зайти за которую, не удержаться, когда в спину тебя толкнёт смерть.
Родной подъезд встретил её до боли во рту и всей голове знакомым запахом – какой-то смесью старых книг, кресел и лифта, заплёванного и зассанного добрыми людьми. Все стены украшала странная символика и легендарный настенный «чат».
Что ты чувствуешь, добираясь до дома после полудневного странствия по холодному и сырому городу? Нефть – ничего, кроме безграничной усталости. Решила зайти к Фенеку, которая жила на соседнем этаже – они с детства дружили. Так получилось, что их матери познакомились толи в автобусе, то ли в магазине – но очень давно, когда Фенекова мать ещё даже за муж не вышла. Оказалось, живут в одном доме на разных этажах. Дочери подруг, сблизившихся за годы знакомства, привязалась друг к другу, как-то вошло в привычку, и, будучи единственным ребёнком в семье, Нефть всегда знала – у неё есть сестра.
Когда Нефть была на первом курсе института, её мать заболела и умерла после двух месяцев ухода, а отец переехал к своему брату в Тверь, забыв о дочери. Теперь она осталась одна в двухкомнатной квартире. В точно такой же квартире жила с матерью и младшей сестрой Фенек; отец их попал под электричку.
Нефть не боялась одиночества, она боялась отсутствия Фенека дома.
Дверь долго не открывали. Щёлкнув собственным ключом – у обеих подруг были ключи от квартир друг друга – вошла внутрь. Светло, тепло, пахнет Фенькиной квартирой и чьей-то мокрой кожаной курткой. Ну да, на крючке висит чья-то мокрая вонючая косуха…
- Кто там? – спросила Фенек, вышедшая из комнаты посмотреть на гостью, - Ты где шлялась?! – притворилась обиженной она, - и чего ты входишь без стука?
- Я звонила в дверь…
- У нас звонок сломался. Говорю же, стучать надо было, - рассмеялась Фенек. Она облокотилась на стену так, что её длинные волосы рыжей волной лежали на обоях.
- Ну да. Надо было.
- Ты чего такая депрессивная? Опять дрянь всякую слушаешь?
- А это чьё, - ткнула в косуху пальцем Нефть.
- Крамическое. Купила себе эту дрянь.
- Это не дрянь! – послышался из глубины квартиры голос Керамики, младшей сестры Феньки, далеко ушедшей в рокерство.
- Да. Бывает. Хорошо, не дрянь, а вонючая чёрная мерзкая куртка!!..
- Да ладно тебе, Фен, слишком ты на сестру давишь. Спокойней надо..
- Ну да, ну да. Ладно уж, заходи, защитница керамическая.
Нефть прошла на кухню. На кухне стоял бокал тёплого чая. Свет жёлтой лампы непрерывным масленым потоком заливал комнату – будто само понятие «уют» вдруг воплотилось в этом тяжёлом жёлтом свете…
- Ты знаешь, Фенька, я хочу чаю. Можно?
- Конечно. И даже капельку рома. Дешёвка конечно, не то, что ты пьёшь,– рыжая улыбка на веснушчатом лице.
- Спасибо..
- Но в замен ты прекращаешь шляться по осеннему вечеру. Ты и так уже простудилась.
- Как скажешь.
- Ну вот. – Фенек достала с полки эмалированный стакан и налила туда заварки из чайника. Сверху она добовила чайную ложку белой жидкости из маленькой бутылки. Нефть обняла руками бокал и прочитала надпись на его тёплом боку: «нет ничего лучше от осеннего вечера, чем стакан пунша !-)».
Нефть улыбнулась: и в правду, нет ничего.
Лучше..
* * *
- Что у тебя случилось?
- Да ничего, в принципе. Осень..
- Да, осень. А что делать? Такая уж жизнь: бывает и осень.
- Грёбаный оптимизм..
- Какой есть. Чего-то вы все совсем одичали..
- Мы? А кто ещё ‘одичал’?
- Да все – и ты, и Нефть, и Керамика даже странная какая-то. Школу прогуливает, шатается по кладбищам и клубам. Совсем от рук отбилась.
- А Нефть чего?
- Она решила ходить по вечерней осени.
- Не понял. Чего она решила?
- Забей. Не важно. Короче, все вы впадаете в депрессию. Если не очень по-русски, - Фенек улыбнулась, отхлёбывая из кружки очень тёплый сладкий пунш.
- Ага. А что ещё делать? Ты посмотри, что за окном творится? До снега ещё полмесяца, а лужи по ночам замерзают.
- Ну, тебе, конечно, виднее, когда снег выпадет, - она опять улыбнулась.
- Да ну тебя. Ничего ты понять не хочешь, - парень выглянул за окно, посмотрел в тяжёлую жёлто-серую даль, на многоэтажные дома, на ворон, сидящих на черных царапинах проводов. Если долго смотреть на такие провода, висящие высоко над землёй, цепляющиеся за небо – кажется, что они были там всегда. Что это дороги. По ним кто-то движется от одной цели к другой, метается. Тоскливо. Подует ветер, и эти провода придут в движение, качаются из стороны в сторону, и только серые вороны отважно держатся за них лапами.
- Знаешь, мне уже давно снятся странные сны. Несколько лет, наверное. Да. Давно… вроде бы обычные сны. Ну, не совсем обычные, из тех – что оставляют воспоминания. Царапины на душе. Не всегда кошмары или что-то грустное, иногда весёлые бывают. Сны. Так вот. В этих снах иногда появляется девушка. Я всегда узнаю её, понимаю, как её зовут и т.д. то есть, не знаю, а просто понимаю, кто она. Но только пока сплю. Стоит проснуться – и я забываю. Она появилась очень давно. Ещё когда я был маленький. Наверное. Не помню. Сначала она была непонятная. Только отдельные черты. А потом она обрела более-менее чёткий образ. У неё русые волосы. Стрижка странная – все волосы длиной по подбородок. Она худая. Обычно очень нервная и какая-то отстраненная. Глаз её я не помню. Но у неё есть улыбка. Странно, в начале сна я чётко вижу её лицо а под конец она вся истончается и уходит. Сны-то не о ней. Но она в них живёт. И я не помню её лица. Только волосы и… улыбку.
- Так бывает. Человека, которого страстно любишь, ты никогда не воспроизведешь в своей памяти. Только отдельные детали. Но как ты смог полюбить… тень?
- Не знаю. Кто она… я просыпаюсь с чувством тихого счастья. Не такого, когда сильно любишь и любят тебя. Даже не знаю, как это объяснить. Просто счастья. Будто кто-то очень хороший всё равно ждёт тебя. А потом вглядываешься в каждое женское лицо, ищёшь её наяву… она иногда берёт какие-то черты знакомых мне людей, но я знаю – она живёт в несуществующем месте. Я там был. Я запомнил дорогу, но она оказалась бредом, когда я проснулся. Прошлой ночью опять она. И так было даже тогда, когда у меня была. Любовь. Она всё равно приходила. Странно. И страшно.
- Но ведь ты бываешь счастлив..
- Да. Но это неправильное счастье. Оно похоже на…
За окном плыли серые облака. По улицам текли автомобили. По рельсам звенели трамваи.
- Спасибо, что выслушала.
- Извини. Я, наверное, ничем не могу помочь.
- Да ты и так помогла. Пока.
- Удачи. Заходи ещё. На бокал настоящего осеннего пунша.
- Обязательно…
6 сентября 2005 года.
@Литература - Харуки Мураками. "Стана чудес без тормозов и Конец Света"
Какая-то удивительно обычная пустота в глазах и голове, а в руках тёплая кружка с липким сладким чаем. В магнитофоне кассета Death in June, переписанная чьей-то заботливой рукой со старого диска. За окном – шум.
Город живёт – ничто не способно остановить город. На столе рядом с магнитофоном рисунок – на нём солдат в форме сс: расстёгнутая куртка, местами дырявая, по краям дырок запекшаяся кровь. На глазах белая повязка, на губах застывшая безысходность, а в затылке круглое чёрное отверстие под «советский» патрон. Две руны «зиг» выглядят издевательством, глупой неуместной шуткой на воротнике эсэсовской куртки, только череп как-то подходит ситуации.
За окном серое небо в лучах уличного света. На лицах людей самоуверенность, беспощадность, беспомощность и безысходность. И, словно обезумившая, Великая когда-то страна гниёт, рушатся столбы памяти, и всё поглощают две вывернутые наизнанку руны SS.
На проводах вечера сидят ровным серым рядом вороны – ни песен не поют, ни кричат о своей отсыревшей доле.
Кто-то пачкает одежду под начавшимся вдруг дождём, кому-то наплевать на серую воду, а осень ползёт медленной мухой по стеклу, по обратной его стороне – не отогнать, ни уничтожить. А на ней сидит тоска.
- Ты чего такая странная? – спросила Фенек, вошедшая тихо в дверь квартиры Нефти. – Сидишь, меня не замечаешь?
- Я… замечаю, просто… задумалась.
* * *
На улицы спустилась вечерняя синева – шёл дождь и холодный ветер свистел, залетая в колпаки фонарей, стучал в окна домов. Нефть кутала нос в шарф – болело горло, и её всё казалось, что теперь главное не мёрзнуть – и всё вот-вот пройдёт, но упрямое горло всё болело и болело, никак не желая следовать планам своей хозяйки. Хотелось петь, вторя свободному ветру, но содранное горло жалобно сжималось, поглотив холодный воздух. Простуда…
Пустой ночной троллейбус с гудением подошёл к остановке, мигнув рыжим сигналом поворота. Кому? Внутри оказалось тепло, хотя, конечно, по сравнению с улицей; в салоне никого не было – все ушли. Сев на переднее сидение левого ряда, Нефть оглянулась и закурила сигарету, чувствуя себя жуткой сволочью, но через пару секунд троллейбус тронулся. По стеклу тонкой острой струёй текла грязная вода, побывавшая и на небе, и на крыше грязной машины.
В кармане – купюра в пятьдесят рублей и два рубля мелочи – «Пятьдесят две сигареты…» - улыбнулась про себя Нефть, вспомнив чью-то новеллу. Кто-то включил фонари – троллейбус выехал на Ленинский проспект, вклинившись грязной бело-синей рыбой в поток автомобилей – кто-то ехал домой. Или на работу.
«Через 1 час. 15 мин. Буду дома – подумала Нефть – наверное…»
В ушах стояла звенящая тишина – троллейбус стоял на остановке.
Через полчаса она вышла у станции метро «Ленинский Проспект» и пошла к вестибюлю через небольшой переулок. Над головой светили красным, мимо то и дело оказывались какие-то люди – кто с пивом, кто так. Мёрзли все, кроме какого-то парня в чёрном плаще – он шёл без шапки очень медленно и абсолютно точно был пьян – его шатало из стороны в сторону, но он не мёрз – от него исходила какая-то аура немерзения. От этой чудной картины Нефть совсем замёрзла и, ускорив шаг, нырнула в метро. Турникет нагло сожрал карточку и, к несчастью, выплюнул обратно, матерно ругаясь. Пришлось менять полтинник, сократив количество сигарет до 37. У прошлой закончился срок жизни,
и она умерла.
Синий вагон с людьми на коричневых сидениях громко подошёл к платформе, обдув ветром Нефть и других существ у линии, за если зайти за которую, не удержаться, когда в спину тебя толкнёт смерть.
Родной подъезд встретил её до боли во рту и всей голове знакомым запахом – какой-то смесью старых книг, кресел и лифта, заплёванного и зассанного добрыми людьми. Все стены украшала странная символика и легендарный настенный «чат».
Что ты чувствуешь, добираясь до дома после полудневного странствия по холодному и сырому городу? Нефть – ничего, кроме безграничной усталости. Решила зайти к Фенеку, которая жила на соседнем этаже – они с детства дружили. Так получилось, что их матери познакомились толи в автобусе, то ли в магазине – но очень давно, когда Фенекова мать ещё даже за муж не вышла. Оказалось, живут в одном доме на разных этажах. Дочери подруг, сблизившихся за годы знакомства, привязалась друг к другу, как-то вошло в привычку, и, будучи единственным ребёнком в семье, Нефть всегда знала – у неё есть сестра.
Когда Нефть была на первом курсе института, её мать заболела и умерла после двух месяцев ухода, а отец переехал к своему брату в Тверь, забыв о дочери. Теперь она осталась одна в двухкомнатной квартире. В точно такой же квартире жила с матерью и младшей сестрой Фенек; отец их попал под электричку.
Нефть не боялась одиночества, она боялась отсутствия Фенека дома.
Дверь долго не открывали. Щёлкнув собственным ключом – у обеих подруг были ключи от квартир друг друга – вошла внутрь. Светло, тепло, пахнет Фенькиной квартирой и чьей-то мокрой кожаной курткой. Ну да, на крючке висит чья-то мокрая вонючая косуха…
- Кто там? – спросила Фенек, вышедшая из комнаты посмотреть на гостью, - Ты где шлялась?! – притворилась обиженной она, - и чего ты входишь без стука?
- Я звонила в дверь…
- У нас звонок сломался. Говорю же, стучать надо было, - рассмеялась Фенек. Она облокотилась на стену так, что её длинные волосы рыжей волной лежали на обоях.
- Ну да. Надо было.
- Ты чего такая депрессивная? Опять дрянь всякую слушаешь?
- А это чьё, - ткнула в косуху пальцем Нефть.
- Крамическое. Купила себе эту дрянь.
- Это не дрянь! – послышался из глубины квартиры голос Керамики, младшей сестры Феньки, далеко ушедшей в рокерство.
- Да. Бывает. Хорошо, не дрянь, а вонючая чёрная мерзкая куртка!!..
- Да ладно тебе, Фен, слишком ты на сестру давишь. Спокойней надо..
- Ну да, ну да. Ладно уж, заходи, защитница керамическая.
Нефть прошла на кухню. На кухне стоял бокал тёплого чая. Свет жёлтой лампы непрерывным масленым потоком заливал комнату – будто само понятие «уют» вдруг воплотилось в этом тяжёлом жёлтом свете…
- Ты знаешь, Фенька, я хочу чаю. Можно?
- Конечно. И даже капельку рома. Дешёвка конечно, не то, что ты пьёшь,– рыжая улыбка на веснушчатом лице.
- Спасибо..
- Но в замен ты прекращаешь шляться по осеннему вечеру. Ты и так уже простудилась.
- Как скажешь.
- Ну вот. – Фенек достала с полки эмалированный стакан и налила туда заварки из чайника. Сверху она добовила чайную ложку белой жидкости из маленькой бутылки. Нефть обняла руками бокал и прочитала надпись на его тёплом боку: «нет ничего лучше от осеннего вечера, чем стакан пунша !-)».
Нефть улыбнулась: и в правду, нет ничего.
Лучше..
* * *
- Что у тебя случилось?
- Да ничего, в принципе. Осень..
- Да, осень. А что делать? Такая уж жизнь: бывает и осень.
- Грёбаный оптимизм..
- Какой есть. Чего-то вы все совсем одичали..
- Мы? А кто ещё ‘одичал’?
- Да все – и ты, и Нефть, и Керамика даже странная какая-то. Школу прогуливает, шатается по кладбищам и клубам. Совсем от рук отбилась.
- А Нефть чего?
- Она решила ходить по вечерней осени.
- Не понял. Чего она решила?
- Забей. Не важно. Короче, все вы впадаете в депрессию. Если не очень по-русски, - Фенек улыбнулась, отхлёбывая из кружки очень тёплый сладкий пунш.
- Ага. А что ещё делать? Ты посмотри, что за окном творится? До снега ещё полмесяца, а лужи по ночам замерзают.
- Ну, тебе, конечно, виднее, когда снег выпадет, - она опять улыбнулась.
- Да ну тебя. Ничего ты понять не хочешь, - парень выглянул за окно, посмотрел в тяжёлую жёлто-серую даль, на многоэтажные дома, на ворон, сидящих на черных царапинах проводов. Если долго смотреть на такие провода, висящие высоко над землёй, цепляющиеся за небо – кажется, что они были там всегда. Что это дороги. По ним кто-то движется от одной цели к другой, метается. Тоскливо. Подует ветер, и эти провода придут в движение, качаются из стороны в сторону, и только серые вороны отважно держатся за них лапами.
- Знаешь, мне уже давно снятся странные сны. Несколько лет, наверное. Да. Давно… вроде бы обычные сны. Ну, не совсем обычные, из тех – что оставляют воспоминания. Царапины на душе. Не всегда кошмары или что-то грустное, иногда весёлые бывают. Сны. Так вот. В этих снах иногда появляется девушка. Я всегда узнаю её, понимаю, как её зовут и т.д. то есть, не знаю, а просто понимаю, кто она. Но только пока сплю. Стоит проснуться – и я забываю. Она появилась очень давно. Ещё когда я был маленький. Наверное. Не помню. Сначала она была непонятная. Только отдельные черты. А потом она обрела более-менее чёткий образ. У неё русые волосы. Стрижка странная – все волосы длиной по подбородок. Она худая. Обычно очень нервная и какая-то отстраненная. Глаз её я не помню. Но у неё есть улыбка. Странно, в начале сна я чётко вижу её лицо а под конец она вся истончается и уходит. Сны-то не о ней. Но она в них живёт. И я не помню её лица. Только волосы и… улыбку.
- Так бывает. Человека, которого страстно любишь, ты никогда не воспроизведешь в своей памяти. Только отдельные детали. Но как ты смог полюбить… тень?
- Не знаю. Кто она… я просыпаюсь с чувством тихого счастья. Не такого, когда сильно любишь и любят тебя. Даже не знаю, как это объяснить. Просто счастья. Будто кто-то очень хороший всё равно ждёт тебя. А потом вглядываешься в каждое женское лицо, ищёшь её наяву… она иногда берёт какие-то черты знакомых мне людей, но я знаю – она живёт в несуществующем месте. Я там был. Я запомнил дорогу, но она оказалась бредом, когда я проснулся. Прошлой ночью опять она. И так было даже тогда, когда у меня была. Любовь. Она всё равно приходила. Странно. И страшно.
- Но ведь ты бываешь счастлив..
- Да. Но это неправильное счастье. Оно похоже на…
За окном плыли серые облака. По улицам текли автомобили. По рельсам звенели трамваи.
- Спасибо, что выслушала.
- Извини. Я, наверное, ничем не могу помочь.
- Да ты и так помогла. Пока.
- Удачи. Заходи ещё. На бокал настоящего осеннего пунша.
- Обязательно…
6 сентября 2005 года.
@Литература - Харуки Мураками. "Стана чудес без тормозов и Конец Света"
-
-
09.09.2005 в 14:21-
-
09.09.2005 в 15:58-
-
30.05.2006 в 04:50